Текст Максима Курочкина, прочитанный 31 октября 2014 года в Театре.doc. История о том, что всегда надо мыслить конструктивно и позитивно, и про теорию малых дел.
"Дорогой Фриц! Пишу тебе из странного места. Я еду в вагоне с… держись… евреями, которых переселяют. Ты знаешь, как я отношусь к вопросам крови, этой сломанной игрушке наших романтиков. Но, поверь, в этом вагоне для перевозки животных (не хочу употреблять слово «скота», чтобы не впасть в мелодраму) ты бы тоже стал антисемитом. Мне подобное облегчение недоступно. Поскольку, как недавно выяснилось, я все-таки еврей, и к тому же не склонный к самоубийству, мне приходится ограничиться ролью начинающего мизантропа. Прости за последнюю фразу, она несколько испортилась ближе к середине, но здесь очень плохой свет и я пишу почти наощупь, без возможности перечитать и поправить стиль. Думаю, мысль ты понял – вокруг ад человеческих тем, все вертится вокруг вопросов еды и опорожнения. Супружеская пара, не удосужившаяся запастись продуктами, вызывает всеобщее негодование, против них объединились даже заклятые враги: редактор «Театральной мысли» и бывший владелец «Вечернего ревю». Комизм ситуации усиливает наличие нескольких грудных детей, их неизбежные крики очень сильно сдвигают общественное настроение в направлении триаса. До яйцекладущих мы пока не опустились, но, по моим расчётам, гейдельбергскими личностями мы уже вполне являемся. Фриц, объясни мне! О чем думает руководство? Разве непонятно, что все, столкнувшиеся с подобным отношением, понесут в себе зерна недоверия ко всему немецкому? Я оправдываю некоторые военные и гражданские меры. Но ведь это всё не может длиться вечно! Когда-нибудь нам придется снова жить с этими людьми, они припомнят нам (видишь, я все-еще чувствую себя немцем) все нелепости и ошибки переселения. Ты бы слышал местные разговоры! Внезапно все превратились в Гербертов Уэллсов, хотя еще вчера не читали ничего, кроме детективов. Я устал опровергать слухи об ангарах со смертельным газом и электрических печах, якобы предназначенных для сжигания еврейских трупов (так!). На первой же остановке я попытаюсь поговорить с офицером, который сопровождает поезд. По некоторым признакам я распознал в нем человека образованного и доброжелательного. Думаю, будет правильно, если он накажет для примера нескольких особо рьяных «фантастов». Это в наших общих интересах, нельзя сдаваться баобабам из книжки, которую мы оба с тобой не любим.
Фриц, повлияй на своих товарищей. Я знаю, ты знаком со многими бонзами, к тебе прислушиваются. Вот список того, что необходимо сделать обязательно:
1. Прекратить грубое отношение в момент посадки. Как старому фрейдисту мне понятно, что за всеми криками кроется раздражение на собственную неспособность улучшить ситуацию с размещением. Но никакой компенсацией нельзя оправдать слова, сказанные неким гауптманом потерявшейся девочке: «лезь, дерьмо». Поверь, все прекрасно понимают, что вагоны в условиях войны – на вес золота. Никто не требует особого комфорта, просто нельзя забывать про элементарные гримасы вежливости;
2. Тщательнее маркировать багаж. Если невозможно допустить, что багаж едет в том же вагоне, что и его владельцы (а причины для этого есть и, наверняка, они разумны), следует осуществлять маркировку единым способом, применяя сплошную нумерацию. Сейчас каждый подписывает на свой вкус, неизбежны путаница и конфликты в пункте прибытия;
3. Вести разъяснительную работу. Этот пункт, по сути, единственный. Все остальное – не так важно. Но наличие человека, уполномоченного говорить и объяснять – жизненно необходимо;
4. Не терять людей! Объясню на примере: главным нашего вагона назначен едва грамотный поляк. Старая профессура оскорблена, потребуются серьезные усилия, чтобы вернуть их в число строителей новой Германии. Что мешало выяснить истинную иерархию? Складывается ощущение, что ставка на худших – месть нижних чинов за собственное угнетенное положение;
5. Вопросы снабжения не трогаю. Снабжения нет. Нарушение настолько очевидное, что, наверняка, это частный случай, а не система. Обсуждать частности смысла не вижу;
6. Заранее говорить о планах. Давать хотя бы общее представление о будущих поселениях. Время, потраченное в вагонах на стенания и пессимизм, можно было использовать для продумывания устройства на новом месте. Понимаю, что существует единый план, но убивать инициативу непродуктивно. «Почему не поговорить?», как сказал бы наш ушастый фельдфебель, помнишь его?;
7. В любой неясной ситуации делайте театр. Это принцип универсален, в нашем вагоне достаточно специалистов для полноценной труппы. Можно было избежать лишней нервозности, если бы люди были заняты выбором репертуара или подготовкой концерта. По своему опыту знаю, что театром можно пережевать бесконечное количество времени, сил и судеб. Он также подходит, для тех, кто стремиться угасать без аффектации. Одним словом – я горячий сторонник театра во всех наших жизненных катастрофах. Театр это костяная обезьянья лапка власти, ею чешутся, когда чешется. Все в театр! В конце концов, даже старая добрая театральная склока полезнее, чем та атмосфера, в которой мы находимся.;
8. Вода должна быть всегда, это важно;
9. Не допускать смертельных случаев, это подрывает доверие;
10. Не быть смешными. Я не хочу сказать, что тут все смеются, но мне часто смешно, когда я вспоминаю речи наших бонз и то, во что это выродилось. Достаточно на одну минуту очутиться в нашем вагоне, почувствовать его запахи и моральную атмосферу, чтобы осознать всю интеллектуальную несостоятельность некоторых партийных руководителей. Уверен, Гитлер не хотел бы иметь ту репутацию, которую ему обеспечивают равнодушные к своему делу исполнители.
Чуть не вычеркнул последний пункт. Сейчас была моя очередь стоять у окна. Мы въехали в ворота промежуточного лагеря и я прочитал надпись над воротами: «Труд освобождает». Это достойно и не вызывает приступ смеха. Чувствуется, что фразу поручили подобрать умному и культурному сотруднику. Приятно, когда что-то в нашем Рейхе меняется в лучшую сторону."
